Форум » Споры - Ринг » -= РИНГ =- » Ответить

-= РИНГ =-

TAYM: Это тема для Вселенских споров, она же BETA версия возможного раздела форума. Как только где-то разговор переходит в стадию "Сам Дурак" - предложите перенести его сюда.

Ответов - 235, стр: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 All

Pinguin: Northern Maverick А где вы вычитали про мою нелюбовь к Союзу?

Northern Maverick: Pinguin пишет: я вот не люблю советскую власть... Показалось. Домыслил. Фраза было построено сложно, а моё внимание рассеяно. Не думал, что Союз и управление Союзом можно обособлять друг от друга. Ну, ладно. Замнём для ясности.

Dutchman: Рени Алдер Вы ничего не путаете? Завывания, это когда люди беснуются в религиозном экстазе, делают эксцентричные выступления и т.д. Когда существует какое-то узкое, разгорячечнное и лихорадочное суждение. А я просто дал зарисовку из жизни. Описал событие, свидетелем которого я оказался в свои юные годы. Так понятнее? Не притягивайте то, чего нет в моих постах, ок? Ах, с какой же милой женской непосредственностью, Вы эту темку подхватили! А что неужели и впрямь, терки о Чернобыле в донецкой обл. стали так актуальны? Наверное, местные газеты все еще пестрят заголовками? Скажите пжалста…а я думал, в моде фиолетовые аксессуары! Конечно, сравнение с донецкой областью, очень БЛЕСТЯЩЕЕ! Но онО, В ДАННОМ СЛУЧАЕ, носИт ВЕСЬМА НЕШУТОЧНЫЙ характер и делает понимание любого другого человека практически недоступным. (Кстати был я этим летом в Вашем родном Мариуполе с однодневным визитом, мысленный поклон Вам! Пол города на машине изьездил прежде чем выезд на набережный пляж отыскал, узнал, что такое Азовское море, а то раньше все как-то больше по карте приходилось наблюдать) Ну, а о том что я наблюдал собственными глазами я имею какое-то право вскользь упомянуть?


Михаил Гуревич: Northern Maverick пишет: переубедить человека, которые не желает знать альтернативную точку зрения. Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. (с) Эти точки сами в глаза и в уши бросаются. Не хотел бы знать - пошёл бы лесником работать. Northern Maverick пишет: Однако я вижу проблему в том, что вы не равнодушны к тому, чтобы последнее слово в споре осталось за вами. В глобальном общественно-историческом масштабе спор не закончен. А я впервые упомянул Челябинск без всякого посыла на спор. Pinguin пишет: Сказать, что я вот не люблю советскую власть, а люблю власть нынешнюю - прозвучит дико, сам себе не поверю. Ну так яблоко от яблони... И разве нелюбовь к одному правителю равнозначна любви к другому?

kalash: Михаил Гуревич пишет: А мнение моё в том, что я не люблю советскую власть - и гуманно предупреждаю всех заинтересованных лиц не тратить сил и времени на моё переубеждение. Одно дело не любить что то, а другое не любить, но понимать необходимость или правомочность на существование чего то... Никто не любит дисциплину в армии, но все понимают её необходимость, даже те, кто её нелюбят... если конечно, хотят иметь настоящую армию. Я вот привожу выдержки из спора по поводу того, что случилось, если бы белые выиграли. Я в общем то тоже верю в то, что если бы не было советской власти, то не стало бы в 40х и России. - -"Я, можно сказать, происхожу из этой среды. Поэтому могу только с недоумением воспринимать утверждения, что большевики представляли собой некую кучку заговорщиков, которых перебить - и восстановится благолепие. Нет, их агитация была воспринята самыми широкими слоями как долгожданная "правда" и вызвала энтузиазм, сравнимый разве что с порывами религиозных войн. По крайней мере, в московской, смоленской, ярославской, псковской и им подобных губерниях. Наконец-то пришла правильная власть - можно расправиться с кулаками, заграбаставшими землю после столыпинской реформы, с оставшимися помещиками-паразитами, всякими чиновниками, урядниками, офицерьем, купчинами-ростовщиками и прочими врагами трудового народа. И сельскую молодежь, уже имеющую три класса образования (то есть способную прочесть большевистские листовки с основами программы - не больше и не меньше, чем нужно для восприятия "как своего" с домысливанием остального в соответствии с традиционными общинными представлениями) не надо было подгонять комиссарами с наганами, она сама по части остервенения дала бы фору любому. И совершенно добровольно, сознательно шла в ЧОНы, ЧК, ударные дивизии Красной Армии. >Большинство белых режимов не стремились к восстановлению старых порядков. Знакомы с советским термином "демократическая контрреволюция"? Вот так было на востоке до Колчака. На эти подробности контрреволюционных программ простому городскому и сельскому пролетарию той же Москвы и окрестностных губерний было наплевать. Хотят помешать переделу земли "по едокам" или как минимум "по работающим" - враги. Хотят помешать национализации фабрики и передаче "в управление рабочим" (конкретной "своей" фабрики, к примеру Трехгорной мануфактуры на Пресне в Москве) - враги. Против власти Советов (т.е. прямого выборного самоуправления "трудовых классов" на тот момент) - враги. А если еще "Мундир английский, погон французский, Табак японский, правитель омский" - то и предатели, иноземные агенты. С такими вообще разговаривать не о чем. И думать, что перешедшая определенный порог (практически перейденный 1917 г.) и уже начавшая "передел по сраведливости" старая смоленская или костромская деревня так просто бы разбежалась перед казаками или кем угодно - глубокое заблуждение. Мнение о её смиренности не подтверждается этнографическими исследованиями. В реальности в ней стабильно существовали неформальные, но фактически обязательные молодежные объединения, внешне скрепляемые ритуализованными кулачными боями с соседними деревнями (что создавало устойчивую привычку к решению важных вопросов насилием), а внутренне предназначенные дать по морде (иногда и буквально) собственным папашам, если они вдруг вздумают супротивиться справедливому переделу имущества. Каждое такое объединение представляло собой почти готовую банду, со своими лидерами и сложившимися правилами. При "докапиталистическом" царе из этой среды набирали хороших солдат (уже морально готовых к подчинению "своим" лидерам и к насилию по отношению к "соседям"). В новых условиях, когда "царь" стал "капиталистическим" и "идущим против мира", они же стали оплотом большевиков, правильно оформившим идею "отнять и поделить по справедливости". - >Все это вылилось в террор не только времен ГВ, но и в расправу над крестьянством в начале 1920-х годов. Это была расправа не НАД крестьянством, а ВНУТРИ крестьянства. Младшее поколение расправилось со старшим. Или, точнее, произвело принудительный передел земли, а заодно прочего имущества и деревенской власти. Причем двумя волнами - предварительно в 1917-1920 гг. (фактически процесс начался явочным порядком еще до Октябрьской революции - характерен пример таких его местных инициаторов, как Нестор Махно), и окончательно в 1929-32 гг. Российское общинное крестьянство, особенно в "старых" регионах, имело свои вековые специфические особенности (уточню, что речь идет о последних предреволюционных поколениях): Во-первых, регулярные переделы земли, связанные со сменой поколений и исключающие устойчивую частную собственность. Т.е. "отнять и поделить" для "центрально-русской" деревни было не преступление, а норма жизни, что-то естественное и правильное. Переделы и "выделения сыновей" происходили не без шероховатостей, но за века процесс как-то отработался. Во-вторых, привычка решать вопросы, в том числе и имущественные, «миром» и по стихийно понимаемой «справедливости», в конечном счете опирающейся на кулачное право, а не официальным судом и по каким-то детальным письменным регламентам. В-третьих, глубоко укорененное неуважение к старшим и высокая роль неформальных молодежных объединений (это особенно резко отличает старую русскую деревню от действительно патриархальных обществ). Старик в русской общине – не аксакал, патриарх и глава рода, а скорее «дед Щукарь»; как только человек лишался способности «пахать» в полной мере, он лишался и надела, становился приживалом без права голоса, которого могли запросто выгнать побираться в трудный год. В ней правили и задавали тон не «старейшины», а «здоровые мужики». Примечательно, что самый завидный жених в русской общинной деревне был не «из богатой семьи хорошего рода», а «самый здоровый» (на практике лучший кулачный боец) или «заводила» (т.е. неформальный вожак молодежи – по личным качествам). Таким образом, Столыпинская аграрная реформа от 9 ноября 1906 г. о переходе наделов на частную собственность не только разрушала общину экономически, но и шла вразрез с сложившимся за века мировоззрением. Получалось, что папаша себе выбил надел во время последнего дореформенного передела, деда потом выгнал нищенствовать, а сыну уже не светит повторить этот цикл – земля теперь навечно у папаши и её можно только унаследовать, когда тот помрет. То есть до седых волос жить при родителе, работать на него и подлизываться к нему. Тогда как сынок привык решать вопросы кулаками и потешаться над старшими в похабных частушках среди сплоченной компании таких же. И при этом достаточно образован (в отличие от предшествующих поколений) для чтения социалистических памфлетов, убедительно разъясняющих справедливость и прогрессивность его стремления к переделу имущества. И это в условиях аграрного перенаселения, вызванного не только объективными факторами (бурным демографическим ростом), но и субъективными (удержанием значительного фонда земли в государственном или помещичьем владении). Как следствие, к 1917 г. 60-65% крестьян оказались «бедняками», т.е. неспособными жить со своего надела или не имеющими его вовсе, а принужденными к наемному труду. В большой мере это была накопившаяся за 10 послереформенных лет молодежь. И на другом полюсе – 15% кулаков, эксплуатирующих наемный труд (т.е. сплошь и рядом собственных великовозрастных сыновей, племянников, свояков и шуринов). Интуитивно ли, сознательно ли, но большевики после 1917 г. смогли воспользоваться этим многочисленным взрывоопасным элементом, привлечь его отвечающими чаяниям лозунгами, возглавить, организовать, и за счет его энергии победить в Гражданской войне. «Красная молодежь» получила землю, отнятую у помещиков или отрезанную у «мироедов» («кулацкий элемент» сократился с 15 до 5%, и то скорее крепкосемейных, чем настоящих ростовщиков-эксплуататоров). Однако ж аграрный вопрос разрешился только временно, а не принципиально, поскольку частная собственность на землю сохранилась. В результате в 1920-е гг. стало нарастать новое «обездоленное» поколение молодежи – еще более многочисленное (из-за высокой рождаемости при резко снизившейся детской смертности), еще более агрессивное и уверенное в своей правоте (благодаря лучшему образованию и все более глубокому и одностороннему «политпросвещению»), еще лучше организованное через пионерию и комсомол (умело подстроившиеся под традиционные деревенские посиделки с спланированным мордобоем). К 1929 г. масса этой полубезработной радикальной молодежи, которая с самого начала была важнейшей опорой и ударной силой большевиков, стала, видимо, критической. Именно она сидела в комитетах бедноты, партийных ячейках, сельсоветах, милиции, ЧОНах, и её как-то надо было пристроить и ублажить. Поэтому едва ли стоит осуждать тов. Сталина за начавшийся «великий передел» под названием коллективизация и индустриализация. Если бы он не возглавил этот процесс, процесс бы вынес его и, может быть, вперёд ногами (вместо тов. Троцкого, который в своих мечтаниях о «мировой революции» как-то упустил из виду актуальные проблемы русской деревни). Неудивительно и странное, на первый взгляд, непротивление злу насилием, которым большинство старшего поколения встретило своё «раскулачивание», особенно в 1929 г. Ведь раскулачивателями были не заезжие жидокомиссары, а своя деревенская молодежь. Причем она воспринималась правой и с точки зрения традиционного общинного мировоззрения (поскольку восстанавливала «справедливое право на выделение» образца до 1906 г., нарушенное спущенными сверху «антимирскими» указами), и с точки зрения новой большевистской пропаганды, объявившей строительство «изобильного царства рабочих и крестьян» (т.е. светского рая на земле) через техническую революцию при сохранении уравнительной общинной справедливости (т.е. коллективизацию). Напротив, противящиеся и в собственных глазах были жлобами и куркулями, пытающимися в лично-шкурных интересах удержать землицу и скотину вопреки обычаям дедов и прадедов, а заодно и несознательным отжившим поколением, мешающим молодому прогрессивному поколению продвинуться в светлое коммунистическое завтра. Данный процесс хорошо описан в произведениях А.П. Платонова, таких, как «Котлован» и «Впрок». Сейчас они воспринимаются как диковатый неправдоподобный сюрреализм, но на самом деле Платонов писал с натуры и сам был из «революционных слесарей»."

Михаил Гуревич: kalash пишет: если бы не было советской власти, то не стало бы в 40х и России. kalash пишет: "отнять и поделить" для "центрально-русской" деревни было не преступление, а норма жизни, что-то естественное и правильное. Даже на столь любопытную тему ночью спорить не с руки. Да и не собирался я спорить - ни про давний Челябинск, ни про ещё более давнюю деревню. Я про себя говорю. Вот мне в советское время не нравилось. После стало лучше. Но можно и ещё лучше. Я над этим работаю.

Рени Алдер: kalash пишет: Одно дело не любить что то, а другое не любить, но понимать необходимость или правомочность на существование чего то... Dutchman Может, всё же выпьете чаю?..

Dutchman: Рени Алдер А окромя чая - есть еще что?

Northern Maverick: Знаете, я заметил такую общую тенденцию: "В борьбе с Советским Союзом все средства хороши". На просторах интернета часто встречаются люди, которые не любят Советский Союз, само по себе это вполне объяснимо. Но, плохо объяснимо вот что, при попытке разобраться в системе не любви к Союзу обычно натыкаешься на глухую стену. Стройную систему не может показать практически никто. Ясно только одно, что массовые репрессии очень страшны. Всё. Но, достаточно ли этого? Понятно, что кому-то вполне достаточно. Однако, общим местом является то, что нагнетание страха перед Союзом люди ненавидящие его приветствуют и уважают, что вполне закономерно и объяснимо, но совершенно не любят подробных выяснений обстоятельств. Отпираются от них всеми доступными способами. Сегодня 4 октября. В 1957 году Советский Союз запустил на орбиту первый в мире спутник. Слово "спутник" стало международным. Газеты того времени просто взорвались. Америка начала менять систему образования под советский образец.

krabele: Михаил Гуревич пишет: Ну так яблоко от яблони... Вот это потому я спросила, почему же Елкин т.е. как его, Михалков так Путина любит. На что получила ответ (не помню, от кого? ) - а что ему мол мешает Путина любить? Значит, не мне одной так кажется... Northern Maverick пишет: Ясно только одно, что массовые репрессии очень страшны. Всё. Но, достаточно ли этого? Понятно, что кому-то вполне достаточно. Слушайте, а кроме массовых репрессий - индивидуальные вам не страшны? Дискримиинация? Убирание в лагерь за анекдоты? Это вам кажется нужным и вполне нормальным? Понятно, при других властях тоже есть непорядки подобного рода. Но защищать из-за них Совок? Я вот за собой не вижу таких высказываний или желаемых мер, которые были бы в духе советских или еще хуже порядков. Я только не понимаю, а что собственно не хватает для того, чтобы отвергать советскую власть? Че еще надо? Вообще, мне это так дико читать - ну, конечно, сейчас начнутся 10страничные фантазии на тему, а могло бы быть и хуже, начнутся упреки в нежелании дискутировать - да! Это бред и я не желаю дискутировать! Я вижу за собой высказаться на эту тему без обязательства обосновывать!

Pinguin: Михаил Гуревич пишет: Вот мне в советское время не нравилось. После стало лучше. Вот мы с вами вроде примерно одного возраста. Однако я до 1991 года (или какой период мы обсуждаем? до 1985? ну да неважно) был ещё слишком молод (в отличие от вас?), чтобы иметь к советской власти какие-то ярко выраженные претензии. То есть я говорю не о том, что мы с вами могли где-то прочитать или от кого-то услышать, а о том, что мы могли прочувствовать на собственной шкуре. А чисто на собственной шкуре я вам скажу, что в те годы было много чего хорошего, чего, видимо, уже никогда больше не будет. И по моим наблюдениям, с тех пор стало только хуже, гораздо хуже.

Алек-Morse: kalash, спасибо за расклад дел по крестьянскому вопросу История - штука сложная и противоречивая. А уж - наша! Ваши размышления согласуются с моими, что коммунистический проект был ответом на определенные цивилизационные вызовы. И я подозреваю, что вплоть до конца 1950-х у СССР был очень маленький люфт возможностей развиваться как-то по-другому. - Хотя, хотелось бы, как-то иначе, по-человечнее. К концу 1960-х Советский Союз стал (преобладающе) страной городской цивилизации - и крестьянский вопрос превратился в "ретро", в воспоминания писателей-деревенщиков. А, вот, уже при Хрущеве и Брежневе страна могла (и, на мой взгляд, должна была) постепенно секуляризовываться - идти в сторону от идеологически заряженного проекта - в сторону общечеловечного (не случайно, Сахаров говорил про "конвергенцию социализма и капитализма"). В мыслях, в сознании, в кухонных разговорах такой процесс более-менее шел, а социальная структура замерла, закостенела - и в 1991-м мы получили то, что получили. Система не справилась. (Кстати, наш любимый фильм "Шерлок Холмс и доктор Ватсон" - пример такого полного "приобщения душой" нашей страны к современной европейской цивилизации... душой, но не социальными институтами.) kalash пишет: Я вот привожу выдержки из спора по поводу того, что случилось, если бы белые выиграли. Возможно, я пропустил этот разговор, а где можно его почитать?

Northern Maverick: krabele Простите, вы ждёте от меня ответ или информируете меня? Если информируете, то я принял к сведению, если ждёте ответ, то буду отвечать. Я не защищаю совок, я уважаю Советский Союз.

Рени Алдер: Алек-Morse пишет: Кстати, наш любимый фильм "Шерлок Холмс и доктор Ватсон" - пример такого полного "приобщения душой" нашей страны к современной европейской цивилизации... А мне кажется, наоборот: это пример приобщения европейской цивилизации к душе нашей страны (или нашего народа; что в данном случае - одно и то же). Pinguin пишет: Однако я до 1991 года (или какой период мы обсуждаем? до 1985? ну да неважно) был ещё слишком молод, чтобы иметь к советской власти какие-то ярко выраженные претензии. То есть я говорю не о том, что мы с вами могли где-то прочитать или от кого-то услышать, а о том, что мы могли прочувствовать на собственной шкуре. Спасибо. Вы выразили то, о чем я думала - но так и не собралась сформулировать. Так что теперь, благодаря Вам, я наконец-то поняла, что я думала

Алек-Morse: Рени Алдер пишет: А мне кажется, наоборот: это пример приобщения европейской цивилизации к душе нашей страны (или нашего народа; что в данном случае - одно и то же). В общем, они встретились Поправка принимается

Northern Maverick: Алек-Morse И поправка действительно хороша.

Рени Алдер: Алек-Morse пишет: В общем, они встретились Ну, вот и встретились! - как сказал машинист, увидев в туннеле огни встречного поезда (с) Эмиль Кроткий, кажется? не помните? :-)

Михаил Гуревич: Pinguin пишет: что мы могли прочувствовать на собственной шкуре В мои планы совсем не входило заходить на ринг, спорить о совке и предаваться воспоминаниям о детстве. Но, если это угодно вам, вам и вам (с) , то... то отвечу. Но чуть позже. Хотя бы сформулировать надо, повспоминать. Куда историкам торопиться?

kalash: Вот, по поводу романтичных белых, противостоящих красным оркам... - Так началась карьера нового начальника кутеповской контрразведки подпоручика Муравьева. Бывший, по его словам, товарищем прокурора уже пожилой человек и карьерист, он сразу понял, чего хотел Кутепов, и работа началась. Муравьев прославился тем, что по требованию начальства мог кого угодно и в чем угодно обвинить и предоставить какие угодно доказательства. Впрочем, времена и люди были такие, что сделать это было нетрудно. Впоследствии в Галлиполи Муравьев, уже произведенный Врангелем за отличную контрразведывательную работу в поручики, сам раскрыл мне секрет своих успехов. "Лучшее средство для получения необходимых данных, Ваше Превосходительство, это порка. Я, сознаюсь, грешен и упорствующих в признании своей вины порю. Держу и порю, пока не сознается и не скажет, что нужно, и не выдаст сообщников". Легко себе представить, каково это было вечно фигурировавшее в кутеповском полевом суде "искреннее сознание" подсудимых. Они ошибались. Ни одного из них "искреннее сознание" не спасло от расстрела. Нужно заметить, что для поставки большевиков существовали специалисты, поставлявшие в нужный момент большевиков, когда они иссякали и не находились. В Салоникском русском беженском лагере проживал некий бывший полицейский чиновник Тилинин. Он также специализировался в Крыму по части сыска и поставлял большевиков в наши полевые суды и в контрразведки в Крыму. Он попал в Салониках в мою партию топографических рабочих и сразу же начал доносить на своих товарищей всякие гадости. Этот полуинтеллигентный тип, вспоминая однажды первые шаги своей карьеры, рассказывал, что у него долго не было "фарту" и он не находил преступников, но нужда заставила, и он нашел способ. Он завел себе собаку, которую приучил бросаться на человека и лаять, когда он делал рукой один малозаметный, но знакомый собаке жест. "После этого мои дела пошли в гору, а в Крыму я даже сделал карьеру. Когда донесут о каком-либо происшествии в участке, я приезжаю и спрашиваю старосту: ну, кто тут у вас есть такой, от которого надо отделаться? Подозрительные и нежелательные были всегда. Я приходил на место происшествия, куда вели и мою собаку-сыщика, а затем вместе с понятым шел и арестовывал "подозрительных". Когда собака подходила к наиболее подозрительным или нежелательным, я делал ей знак, она лаяла, и все видели, что преступник найден, часто даже удавалось уговорить обвиняемого сознаться для облегчения участи, потому что указаниям собаки все верили безусловно. Если свидетелей не было, то после собаки находились и свидетели. Таким образом, найти в деревне большевика ничего не стоило в любой момент. Начальство меня очень ценило". Через месяц после начала работы Муравьева на улицах Симферополя закачались на столбах первые повешенные. Среди них было несколько несовершеннолетних мальчиков-евреев и одна женщина в костюме сестры милосердия. Напрасно обращались к Кутепову различные делегации от города и земства с просьбой о помиловании несовершеннолетних, Кутепов был неумолим и искренне возмущался просьбой членов Городской Думы не производить публичной казни в городе, так как это зрелище тяжело отражается на психике детей и подрастающей молодежи. Конечно, просьбу эту Кутепов отклонил, и вскоре за первой партией последовали вторая, третья и так далее. Чтобы судить о приемах действий агентов контрразведки, укажу следующие факты. Однажды, будучи уже начальником штаба 1-й армии, я услышал из окна своего кабинета (штаб помещался в Мелитополе) крики и плач. Взглянув в окно, я увидел молодую женщину, хорошо одетую, которую тащили какие-то два субъекта. Она плакала и просила отвести ее в штаб армии. Увидев ее, я узнал в ней жену одного гвардейского офицера, бывшего на фронте со своей частью, старого добровольца. Когда по моему приказанию всех их привели в штаб, выяснилось, что дама эта была на вокзале и имела несчастье понравиться двум дежурившим там агентам контрразведки. Один из них пытался ухаживать за ней, но она его резко оборвала, тогда они стали ее преследовать. Проходя мимо штаба, дама остановилась, чтобы завязать распустившийся шнурок на ботинке. Этого было достаточно, чтобы схватить ее и потащить в контрразведывательное отделение, откуда она бы уже не вышла. На мой вопрос, какие основания были у агентов для ареста дамы, они ответили, что завязывание шнурка на ботинке есть обычный условный знак большевистских шпионов, а значит, и эта дама кому-то подавала знак. Дело разъяснили. Установили ее личность и служебное положение мужа, и несчастную женщину отпустили. Сколько, думал я, женщин ежедневно на улицах крымских городов поправляют развязавшийся ботинок и сколько случаев, чтобы обвинить в шпионаже и большевизме тех из них, которые понравятся агенту. Мне известны несколько случаев сумасшествия в застенках крымской контрразведки. Вспоминаю одну такую жертву: мать, сидевшая вместе с дочерью, не могла перенести ужасных издевательств, которым подвергалась там дочь, и когда последнюю повесили, то мать была выпущена на свободу уже сумасшедшей. Потом еще долго она ходила в мой штаб и по секрету рассказывала всем, что ведь дочь-то была невинна. Вид ее производил жуткое впечатление. Но то, что известно мне, не составляет и тысячной доли тех ужасов, которые творили в Крыму над беззащитным населением хорошо оплачиваемые и откармливаемые палачи врангелевской контрразведки. Агенты контрразведки никого не боялись и действовали нагло. Помню, в штаб армии приехал генерал, начальник кавказской туземной бригады. Он рассказывал, что начальник контрразведки, находившейся в месте расположения его штаба, стал ухаживать за девушкой, сельской учительницей, и когда ему не удалось от нее ничего добиться, обвинил ее в большевизме и арестовал. Генерал приказал ее освободить и отправить к родным в Севастополь. Через некоторое время, однако, от этого агента пришло донесение, в котором он уже обвинял самого генерала в симпатиях к большевизму. В Симферополе во время нашего пребывания повесилась некая Зверева, молодая красивая женщина. Расследование этого самоубийства выяснило, что она была арестована контрразведкой и систематически подвергалась пыткам. Угрозами смерти ее заставили наговорить на мужа то, чего он никогда не делал, после чего мужа судили и повесили. Несчастная не выдержала угрызений совести и покончила с собой. Спустя год после эвакуации один офицер, служивший в Феодосии, рассказывал мне, что дочь его домохозяина, гимназистка Лисовская, жившая с родителями и братом в Феодосии, по какому-то глупому подозрению была схвачена контрразведкой. Главная причина была та, что она понравилась агенту. В течение двух недель ежедневно начальник контрразведки совершал над несчастной девушкой насилие, а затем она была передана агентам. Через месяц ее, зараженную венерической болезнью, выпустили на свободу. Она тоже стала ненормальной, а брат ее после этой истории исчез. Он ушел к зеленым. Преступление контрразведки, как всегда, осталось безнаказанным. Бороться с контрразведкой, покровительствуемой правительством и Врангелем, никому не было под силу. Впрочем, бороться было можно, но для этого нужны были большие деньги. Однако чаще всего деньги тоже служили обстоятельством причастности к большевизму или спекуляции. Обыкновенно тех, у кого находили большие суммы денег, обвиняли в спекуляции, а лица, у которых были драгоценные вещи или бриллианты, не оправдывались никогда. Стоило агенту контрразведки увидеть бриллиантовый перстень на руке подозреваемого и судьба его была бесповоротно решена. Такие живыми никогда не уходили. Многие контрразведчики составляли себе таким образом большие состояния и теперь хорошо живут за границей. Так был собран богатейший золотой фонд, переданный Врангелю в Константинополе. После того как ящик с драгоценностями взял на хранение в свою каюту генерал Шатилов, большая часть их пропала. Но дело было замято Врангелем. Когда, наконец, за вопиющие преступления, несмотря на упорную защиту его Слащевым, предали суду за вымогательство и расстреляли начальника слащевской контрразведки, у него в чемодане нашли около двадцати золотых портсигаров и много других драгоценностей, отобранных им у расстрелянных и повешенных жертв. Помощник начальника ялтинского контрразведывательного отделения капитан Калюжный в Салониках рассказывал мне в присутствии еще двух офицеров, как однажды контрразведка в Ялте арестовала одного видного большевика. От этого арестованного ждали важных разъяснений, и Калюжный приказал его усиленно сторожить. Но утром его разбудил офицер, бывший в карауле, и сказал, что при обыске у арестованного нашли 500 000 рублей и потому они его на рассвете вывели в расход. Офицер этот принес деньги, приходившиеся на долю Калюжного. Пришлось донести, что при попытке к бегству преступник убит. Такие донесения были обычны. Расследований почти никогда не производилось. Это воспоминания русских. Такие же воспоминания остались и у иностранцев, посещавших белую Россию. … Часто, выводя в расход, просто сводили старые счеты. "Однажды мне донесли, рассказывал капитан Калюжный, что в Ялту приехал некий Нератов. Он был, по моим сведениям, большевик, но кроме того я знал, что он ругал меня, моего брата и нашу семью. Я немедленно арестовал его. К несчастью, был получен приказ о препровождении его в тюрьму для предания суду. Это могло затянуться надолго и неизвестно чем кончиться. Ночью, отправляя его в тюрьму, я назначил надежных людей и пошел сам с ними. Нератов, должно быть чувствуя что-то, все время жался ко мне. Но когда мы зашли в глухой переулок, я отпустил его на один шаг вперед и в упор выстрелил ему в затылок. Донес, конечно, о попытке к бегству". Калюжный с удовольствием вспоминал этот случай, рассказывая все детали, как предчувствовал свою смерть Нератов, как он хрипел, умирая, как его били уже мертвого он сам и чины его конвоя. Тот же Калюжный в присутствии еще двух русских инженеров Осипова и Голушкина рассказывал мне, что в Ялте была группа интеллигентных светских молодых людей палачей-добровольцев. Они убивали каждую ночь из любви к искусству. Обыкновенно днем кто-нибудь из них заходил в отделение и спрашивал, будет ли ночью работа. Почти всегда среди арестованных были люди, которых спокойно и без последствий можно было вывести в расход. Если работа была, в полночь к определенному месту берега подходила шлюпка, в которую молодые люди принимали одного или нескольких арестованных с их узелками и чемоданами. Им объясняли, что их везут на пароход для отправки в Севастополь. Затем лодка отчаливала, выходя на глубину и стараясь не попадать в луч прожектора английского миноносца. Затем один из тех, кто сидел ближе к арестованному, бил его железным болтом по голове, а иногда и просто тяжелым камнем. Слышалось только хрипение или легкий стон добиваемых людей на дне лодки. Тотчас привязывали убитому камни на шею и на ноги и вместе с вещами спускали в море. Иногда до утра отмывали кровяные пятна на лодке, но часто, несмотря на все старания, это не удавалось. Так изо дня в день приличные, воспитанные и хорошо одетые люди из ялтинского общества проделывали по ночам свою страшную работу. Не они ли, эти молодые люди, творят теперь террористические акты в Европе над неугодными им эмигрантами все по той же указке и под тем же высоким покровительством? О том же, но не с такими подробностями, рассказывал мне бывший начальник гарнизона Ялты генерал-лейтенант Зыков во время своего приезда в Галлиполи. Генерал Зыков утверждал, что некоторых из этих палачей он видел в Константинополе. Они собирались продолжать свою работу за границей, а пока работали в константинопольской союзной контрразведке. Так работала контрразведка в центрах и на глазах у всех. А то, что пришлось мне видеть и слышать по местечкам и деревням Крыма, далеко превосходит описанное. Население воистину начало задыхаться. Жуткий, животный ужас постепенно охватывал беззащитных жителей крымских деревень. И с каждым днем невыносимей становилась жизнь в "образцовой ферме". … Нужно отдать справедливость, что хотя контрразведчиков и боялись все, но все их и единодушно презирали. Почти все офицеры относились к ним брезгливо. Это была действительно самая гнусная и темная профессия, которую я когда-либо видел, и она усиленно культивировалась Врангелем и его приспешниками+ Ни одна власть, конечно, не может обойтись без мер самосохранения, но в Крыму контрразведка из орудия охранения власти от тайного натиска врагов ее превратилась в орудие сведения личных счетов, мести, грабежей и угнетения, и она была возведена Врангелем в культ. И это несмотря на то, что он неоднократно получал предостережения о гнусной работе контрразведки. Результатом этой работы было то, что население Крыма провожало в Симферополе и других городах наши уходящие войска выстрелами и проклятиями. … Контрразведка особенно пышно расцвела в Крыму, ибо новый Главнокомандующий нуждался в укреплении своей власти, и, избрав своими ближайшими советниками Кривошеина, епископа Евлогия и специалиста сыска жандарма Климовича, он, в противоположность Деникину, начавшему в конце концов борьбу со злодениями контрразведчиков, ей особенно покровительствовал. … В Симферополе местопребывании штаба Кутепова был сформирован отборный полевой суд. Во главе его был поставлен полковник Литвиненко, впоследствии за свою особо ревностную службу в должности председателя военного полевого суда произведенный Врангелем в генералы. Прошлое его было таково: незадолго до революции, во время русско-германской войны он на занятии в резервном полку убил ударом кулака солдата-еврея, не исполнившего по слабости здоровья какого-то ружейного приема. Преданный за это суду, он бежал на фронт, где его выручил командир полка, ответивший на запрос, где поручик Литвиненко, донесением, что последний убит в одном из боев. Тем дело и кончилось. Дальше помогли революция и общая неразбериха. Человек с такими понятиями о правосудии был для Кутепова находкой, и он назначил его председателем военно-полевого суда в Симферополе. Членами суда назначались по выбору Кутепова офицеры наиболее твердого характера, но иногда Литвиненко ходатайствовал о замене, когда кандидат все же проявлял относительную мягкость. Уже после эвакуации из Крыма Литвиненко рассказывал мне, что приговоры по делу составлялись обычно до суда, а самый суд являлся простой формальностью. Вопрос о том, кого вешать, решался заранее. В Салониках в присутствии еще одного генерала генерал Литвиненко рассказывал мне об одном таком процессе. "Я поселился, говорил он, в Симферополе в доме, где жила моя теперешняя жена. Я сразу в нее влюбился, но целый месяц ухаживал безуспешно. Мешал мне один штатский, который также ухаживал за ней и который, видимо, ей нравился. Однажды, сидя в театре, я увидел, что в соседнюю ложу вошла моя жена с этим господином. Это так взволновало меня, что чаша моего терпения переполнилась. Я едва досидел до конца акта, а затем, выйдя в фойе, позвал всегда дежуривших в театре агентов и приказал этого господина взять. Разговор с ним был короткий. Он был обвинен в большевизме и через четыре дня повешен. Приговор суда, конечно, Кутепов утвердил. Устранив это препятствие, я скоро после этого женился. Жена, пораженная произошедшим, уже более не сопротивлялась". Так совершалось правосудие в Крыму. Симферопольский военно-полевой суд, составленный из лиц, подобных Литвиненко, осудил на смертную казнь, повесил и расстрелял множество людей, иногда зеленую молодежь, почти детей, из которых, я глубоко уверен, три четверти были совершенно невинны. Никакие заявления, никакие просьбы и мольбы отдельных лиц и общественных организаций в расчет не принимались. Все смертные приговоры утверждались немедленно, а Врангель благодарил Кутепова за твердость. Смешно и грустно поэтому слышать и читать жалкий лепет бывшего главного прокурора врангелевской армии, сидящего теперь на пайке в Сербии, старика Ронжина об образцовом правосудии в Крыму. Примеров, подобных рассказанным мною, множество. Стоявшие наверху их отлично знают. ... К нам иногда заходил член военно-полевого суда, офицер-петербуржец … Этот даже с известной гордостью повествовал о своих подвигах: когда выносили у него в суде смертный приговор, потирал от удовольствия свои выхоленные руки. Раз, когда приговорил к петле женщину, он прибежал ко мне, пьяный от радости. - Наследство получили? - Какое там! Первую. Вы понимаете, первую сегодня!.. Ночью вешать в тюрьме будут. Помню его рассказ об интеллегенте-зеленом. Среди них попадались доктора, учителя, инженеры. - Застукали его на слове "товарищ". Это он, милашка, мне говорит, когда пришли к нему с обыском. Товарищ, говорит, вам что тут надо? Добились, что он - организатор ихних шаек. Самый опасный тип. Правда, чтобы получить сознание, пришлось его слегка пожарить на вольном духу, как выражался когда-то мой повар. Сначала молчал: только скулы ворочаются; ну, потом, само собой сознался, когда пятки у него подрумянились на мангале... Удивительный аппарат этот самый мангал! Распорядились с ним после этого по историческому образцу, по системе английских кавалеров. Посреди станицы врыли столб; привязали его повыше; обвили вокруг черепа веревку, сквозь веревку просунули кол и - кругообразное вращение! Долго пришлось крутить. Сначала он не понимал, что с ним делают; но скоро догадался и вырваться пробовал. Не тут-то было. А толпа, - я приказал всю станицу согнать, для назидания, - смотрит и не понимает, то же самое. Однако и эти раскусили было - в бега, их в нагайки, остановили. Под конец солдаты отказались крутить; господа офицеры взялись. И вдруг слышим: кряк! - черепная коробка хряснула, и повис он, как тряпка. Зрелище поучительное" … "то, что творилось застенках контрразведки Новороссийска, напоминало самые мрачные времена средневековья. Попасть в это страшное место, а оттуда в могилу, было как нельзя более легко. Стоило только какому-нибудь агенту обнаружить у счастливого обывателя района Добровольческой армии достаточную, по его, агента, понятию, сумму денег, и он мог учредить за ним охоту по всем правилам контрразведывательного искусcтва. Мог просто пристрелить его в укромном местечке, сунуть компрометирующий документ, грубейшую фальсификацию, - и дело было сделано. Грабитель-агент, согласно законам, на сей предмет изданным, получал что-то около 80 процентов из суммы, найденной при арестованном или убитом "комиссаре"

Northern Maverick: kalash Какой источник у столь страшной информации?



полная версия страницы