Форум » Холмсовсячина » Холмсобред по "Мастеру и Маргарите" » Ответить
Холмсобред по "Мастеру и Маргарите"
Денис: Вот первые кусочки, строго не судите: В дверях сэра встретила чёрная собака в кружевной фосфорной наколке и кокетливых кружевных же чулочках. - Каким отделением выдан паспорт? - вопросила собачища у сэра, глядя поверх очков. Сэр странно захрипел. - Четыреста двенадцатым, - сморщив лоб, сказала сама себе Бося. - Аааа, я знаю это отделение. Там кому попало выдают паспорта. Вот я бы вам ни за что не выдала! - Михалков, - тихо прогундосила собачища, - надеюсь, уже всё понятно? Сэр кивнул головой. - Возвращайся немедля в свой Ванкувер, - продолжала Бося, - сиди там тише воды, ниже травы и ни о каких холлах в Девоне не мечтай, ясно? Затем собачища ухватила за ногу курицу и всей этой курицей плашмя, крепко и страшно так ударила по шее сэра Генри, что тулово курицы отскочило, а нога осталась у Собули в зубах. Всё смешалось в доме Баскервилей, как справедливо заметил писатель. Именно так он и сказал бы он в данном случае. Да! Всё смешалось в глазах у Генри. Длинная искра пронеслась у него пред глазами, сменясь какой-то траурной змеёй, погасившей на мгновение мартовский день - и Баскервиль полетел с крыльца Холла, приземлившись аккурат посередине клумбы орхидей. Оставшаяся наверху Бося вернулась в дом, унеся с собой громадный клок штанов сэра, и с грохотом закрылась. Пролежав в клумбе с полчаса, Генри открыл глаза, и увидел над собой... ту же собачищу! - Дай-ка я тебя поцелую, - нежно сказала собачища, и Генри снова провалился в темноту... Последнее, что он увидел, была фосфорная маска, разваливающаяся на куски... Затем какая-то мысль пронеслась у него в мозгу, и всё стихло... Около четырёх часов жаркого дня компания мужчин, одетых в штатское, высадились из ландо, несколько не доезжая до дома № 56 по Пирита-теэ. Тут группа разделилась на две маленьких, и обе стали с двух сторон подступать к злополучной квартире. В это время Стэплтон и Бося сидели в столовой своего холла, доканчивая завтрак. Где была Бэрил - неизвестно. Но судя по грохоту кастрюль из погреба, можно допустить, что она была именно там, очевидно, валяя дурака. - А что это за шаги такие на лестнице? - спросил Джек, поигрывая ложечкой в чашке с чёрным кофе. - А это нас арестовывать идут, - ответила Бося, лакая молоко. - А, ну-ну, - ответил на это энтомолог. А в это время поднимавшиеся по лестнице уже были на крыльце. - Все дома, - шепнул один из них. Тогда шедший впереди вынул из заднего кармана чёрный рейхсревольвер, а другой, в крылатке, - отмычки. У третьего, типа в клетчатом пальто, были маски из чёрного шёлка и ампулы с хлороформом. В одну секунду была открыта парадная дверь, и все шедшие оказались в передней. На этот раз, если и не полная, то всё же какая-то удача была налицо. В гостиной, устроясь в готическом кресле, сидела громадная чёрная псина. Она держала в лапах примус.
Морская звезда : Денис пишет: Вы же знаете, сэр, как медленно идут к нам вести. Тридцатого января Карлу отрубили голову Этого Карла я ещё давно запомнила Не каждому голову отрубают в мой день рождения... А вообще, очень-очень классно)) Жду продолжения
safomin25: Денис пишет: Третьего дня Карлу отрубили голову. - Да… - тяжело проговорил Хьюго. - Я ожидал этого. Но вот помяните моё слово, этот лорд-протектор долго не продержится. Его зарежут свои же сообщники…. Весьма любопытная идея - соотнести легенду о баскервильской собаке с событиями времен Кромвеля. То есть с казнью короля все общественные устои настолько пошатнулись, что бесовские силы высвободились и, вселяясь в зверей, стали нападать на людей. По сути в Англии началось подобиероссийского Смутного времени, причем хронологически почти параллельно.
Денис: safomin25 пишет: Весьма любопытная идея - соотнести легенду о баскервильской собаке с событиями времен Кромвеля. То есть с казнью короля все общественные устои настолько пошатнулись, что бесовские силы высвободились и, вселяясь в зверей, стали нападать на людей. По сути в Англии началось подобиероссийского Смутного времени, причем хронологически почти параллельно. Именно!
Денис: Кстати, Девоншир во время Великого Восстания практически всегда был верен королю: Красным отмечены роялисты.
maut: "на портрете есть дата - 1642 год" В то время как я вижу, девоншир был как раз за парламент.
Денис: maut пишет: В то время как я вижу, девоншир был как раз за парламент. А Лестрейд его знает, когда съели Баскервиля.... У меня он дожил до 14 марта 1649-го.
safomin25: maut пишет: "на портрете есть дата - 1642 год" Что за люди эти Баскервили! В стране - гражданская война, а они свои портреты заказывают. Тогда ведь портрет стоил как хорошая лошадь, если не дороже.
Денис: safomin25 пишет: Что за люди эти Баскервили! В стране - гражданская война, а они свои портреты заказывают. О да! Итак, окончательная редакция главы: II. Хьюго Баскервиль. В чёрном плаще и белом вышитом воротничке с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа раннего весеннего месяца в каминный зал Баскервиль-холла вышел известнейший помещик Девоншира Хьюго Баскервиль. Более всего на свете помещик ненавидел запах овсяной каши, и все теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать его с рассвета. Помещику казалось, что овсяный запах источают тисы и вереск в саду, что к запаху кожаного готического кресла примешивается проклятая овсяная струя. От флигелей в тылу холла, где располагалась кухня, заносило дымком в зал через камин, и к горьковатому дыму, свидетельствовавшему о том, что уже начали готовить обед, примешивался все тот же жирный овсяный дух. Помещик горько вздохнул и уселся в дубовое с кожей кресло. «О боги, боги, за что вы наказываете меня?.. Да, нет сомнений, это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь... гемикрания, при которой болит полголовы... от нее нет средств, нет никакого спасения... » Скрипнула дубовая дверь, и дворецкий в ливрее вошёл в зал, неся супницу китайского фарфора, и направился к столу. Из супницы раздавался тот самый дух, столь ненавидимый помещиком. - Что на завтрак? – тяжело спросил Хьюго, вымученно глядя на дворецкого. Это был человек средних лет, по имени Джеймс Бэрримор. Он верой и правдой служил семейству Баскервилей уже двадцать пять лет, сменив на своём посту представителя семьи Аддингтонов, дворецких Холла на протяжении двухсот лет. Он помнил Хьюго Баскервиля ещё с детства и относился к нему по-доброму. Помещик тоже не ссорился с дворецким. - Овсяная каша, милорд, - ответил Бэрримор. - Я так и думал, - вздохнул Баскервиль и медленно принялся есть кашу из деревянного, украшенного резьбой блюда. Голова как будто раскалывалась надвое. - Какие новости, Бэрримор? – медленно, тяжело спросил Хьюго. - Практически никаких, милорд. Приём у герцога и герцогини Девонширских будет в пятницу, особый фрыштык* – только ве… - Про фрыштык я помню, - прервал его милорд. – Что в Лондоне? - Вы же знаете, сэр, как медленно идут к нам вести. Третьего дня Карлу отрубили голову. - Да… - тяжело проговорил Хьюго. - Я ожидал этого. Но вот помяните моё слово, этот лорд-протектор долго не продержится. Его зарежут свои же сообщники…. Тут он осёкся и подал знак, чтобы уносили еду. Дворецкий поклонился и вышел. «Надо бы выйти на воздух.… Станет легче…» Баскервиль с трудом поднялся из дубового с кожей готического кресла и направился в сад. Дорогой из каминного зала Баскервиль-холла в недавно выстроенную беседку он думал о гемикрании, о фрыштыке, о подавленном недавно бунте на оловянных рудниках, о Великом Восстании и о своей собаке, староанглийской мастифке Боське. Лет шесть назад, когда Хьюго только принёс щенка в холл с собственной псарни, его звали Васко, но со временем имя превратилось в «Воска», а затем в «Боська». Боська была с хозяином и в горе, и в радости, поддерживала в трудную минуту. Только с ней Хьюго был собой. Сидя в беседке, Баскервиль вспоминал о недавней охоте, когда его верная собака затравила двух медведей, снова вспомнился бунт на рудниках, и события сорок второго года, и много чего ещё. Хьюго сидел, любуясь на вечнозелёные верески и сплётшиеся меж собой тисы. Но увы, прогулка не избавила милорда от ужасной головной боли. Голова как бы раскалывалась на две половины, и ничего от этого не спасало. От беседки, от каменных львов в саду, от тисов в старой аллее – отовсюду несло жирным, противным запахом овсяной каши. Хьюго медленно вошёл в зал, уселся в кожаное готическое кресло и приказал подать бутылку токайского. Баскервиль медленно пил бокал за бокалом, слушая, как трещат поленья в камине. Опьянённый, нахально скалясь, помещик глядел через окно на болота, затем на луну, неуклонно подымающуюся вверх над болотными тисами, и вдруг в какой-то тошной муке подумал о том, что проще всего было бы уйти. Уйти из зала, велеть затемнить комнату, повалиться на ложе, потребовать холодной воды, жалобным голосом позвать собаку Боську, пожаловаться ей на гемикранию. И мысль об яде, о смерти вдруг соблазнительно мелькнула в больной голове аристократа. На вересковые пустоши медленно опускался вечер. Хьюго сам не заметил, как опустошил полбутыли. Увы, и это не помогло – гемикрания не хотела отступать. Тогда Хьюго приказал подать ирландского виски. Это-то и было главной ошибкой, приведшей к весьма прискорбным последствиям. Виски, соединившись с токайским вином, разжёг в больной голове Хьюго сатанинский огонь и, повинуясь этому пламени, он вскочил на коня, свистнул собаку и полетел по тисовой аллее навстречу луне, весь окутанный вечерним сумраком. Мрачный всадник летел по вересковым пустошам, не глядя вокруг, не слыша оглушительного лая верной мастифки, летел за туманом, опьянённый виски, токайским и свежим вечерним воздухом. Конь под ним хрипел, собака выла, голова пребывала в алкогольной прострации. Вылетев из калитки, он хорошенько пришпорил коня и полетел по окрестностям Гримпенской Лужи. Пролетев около полумили, Баскервиль остановился и огляделся по сторонам. Он смотрел мутными глазами на видневшуюся вдали ферму и молчал, мучительно вспоминая, зачем он летел по тропинке навстречу луне и какие еще никому, кроме себя, не нужные деяния ему предстоит совершить. Конь встал на дыбы и понёсся к ферме по велению своего хозяина. Остановившись у плетёной изгороди, Хьюго заглянул в окно хижины какого-то фермера. Тут дверца приоткрылась, и во двор вышла девица. Она дожидалась своих братьев и отца-фермера. Дальнейшее происходило как в тумане. Хьюго не помнил, как соскочил с коня, как ворвался на ферму, как перекинул через седло несчастную девицу и помчался в Баскервиль-холл, объятый ночным мраком. Нескончаемые тисы у дороги сливались в глазах у помещика в единую серую полосу. Он не думал о том, что оставил Боську где-то у беседки, не слышал редких воплей девицы, не до конца вошедшей в своё положение, не видел возвышающегося на горизонте Холла, освещённого серебристой луной. В голове стучало, клокотало, вопило: «О боги, яду мне, яду…» Надвигающаяся чёрная бархатная пелена ночи, мрачное мычание выпей в глубине Гримпенской Лужи, медленно приближавшийся собачий вой оказывали на милорда тягостное впечатление. В голове у него начало закипать нечто вроде овсяной каши, и отвратительный её дух снова ударил в нос Хьюго. Вдалеке, на тёмной террасе Холла засверкали огоньки факелов. Это съехались на особый фрыштык немногочисленные дружки Хьюго. Баскервиль нервно усмехнулся, и пришпорил коня, стараясь как можно скорее долететь до террасы своей фамильной вотчины. Вдруг произошло нечто странное и ужасное. Послышалось ужасное рычание, вдалеке вспыхнули сверкающие огоньки глаз, и помещик увидел летящую ему навстречу Боську. Хьюго мрачно улыбнулся и остановил коня. Это было опаснейшей для него ошибкой. Боська видела всё – и девицу, перекинутую через седло, и зловещую физиономию Хьюго, и далёкие факелы съехавшихся на фрыштык. И она осознала – хозяину плохо, хозяин сошёл с ума и натворил бед. И ещё натворит, если его не остановить. Хьюго слез с коня и протянул Боське руку в кружевном манжете. Через секунду мастифка повалила хозяина, с остервенением вцепилась в манжет и сомкнула свои мощные челюсти. Хьюго страшно захрипел…. ….Двадцать всадников с факелами неслись по тисовой аллее к белеющей вдали беседке. Храпящие кони, ещё недавно летевшие по дороге на поиски Хьюго, забывшего про гостей и фрыштык, вдруг остановились и отпрянули. Перед глазами ещё недавно столь весёлых гуляк открылась ужасающая картина. В черном, испачканном болотной грязью и кровью, плаще и изодранном вышитом воротничке с кровавым подбоем, с прокушенным насквозь горлом, лежал пятый представитель знатнейшего девонширского рода, всадник Хьюго Баскервиль. А над его растерзанным телом.… Над его растерзанным телом стояла огромная чёрная собака. Она бесстрашно, гордо глядела на пребывавшую в обмороке ужаса девицу, на дружков своего бывшего хозяина, и устрашающе выла… Было уже где-то около полуночи. *... фрыштык... - искаж. нем. - завтрак, фуршет.
safomin25: Не совсем соответствует Канону, в смысле отсуствия побега девицы, но Денис пишет: Боська видела всё – и девицу, перекинутую через седло, и зловещую физиономию Хьюго, и далёкие факелы съехавшихся на фрыштык. И она осознала – хозяину плохо, хозяин сошёл с ума и натворил бед. И ещё натворит, если его не остановить. ... но трактовка оргинальная
Денис: safomin25 пишет: Не совсем соответствует Канону, в смысле отсуствия побега девицы, Сергей Анатольевич, это же легенда. А если мы будем принимать легенду за исторический источник... safomin25 пишет: но трактовка оргинальная А то!
safomin25: safomin25 пишет: всадник Хьюго Баскервиль Замечание - то, что Понтий Пилат был "всадником" - указание на его сословную принадлежность в Римской империи, где были патриции (наследственная аристократия), плебеи (ну, плебс) и некое промежуточное сословие "всадники" - они могли служить в армии на командных должностях, занимать государственные должности, причем и такие высокие, как прокуратор (наместник в провинции), а таких людей на всю империю было человек десять - по числу провинций. Но при этом у них не было всех привелегий патрициев - главная из которых- право заседать в Сенате. А вообще - Вы очень удачно вышли на Хъюго, о котором только известно, что он был беспутным. И еще этот 1642-год... Тут мне что-то подсказывает, что Хъюго был чернокнижником, занимавшимся колдовством,и , в том числе - опытами по обращению зверей в людей и наоборот. И вот он выводит такую собаку, которой передает человеческие качества и, по ошибке, сострадание. И, видя, что ее создатель плохо ведет себя, собака, как может восстанавливает справедливость. И потом - эта девица... Думаю, она нужна была Хъюго для опытов - мужскую особь он уже вывел (причем используя для этого кого-то из семьи Бэрриморов), собирался вывести и женскую, для этого ему и нужна была девица. И что-то он уже над ней такое сделал, что собака (собак), взревновал(а) Хъюго к ней, как к женской особи, и вступила в нормальный процесс естественного отбора. ... А то у Вас Хъюго с бодуна куда-то помчался, девицу зачем-то в дом притащил. А так - есть мотивация. Остались записи Хъюго, которые стал искать Стэплтон. Записи, естественно, обнаружил доктор Мортимер, и спрятал их в... У меня есть своя версия - где, но мне интересно было бы узнать и Вашу.
Денис: safomin25 пишет: и некое промежуточное сословие "всадники" Знаю я про это сословие. Но у меня слово приняло исконно современный смысл. safomin25 пишет: ... А то у Вас Хъюго с бодуна куда-то помчался, девицу зачем-то в дом притащил. А так - есть мотивация. Про Понтия Пилата была только одна глава? Нет. Так же и про Баскервиля. Только хронологический порядок несколько нарушится..... Ну, и магистр V уже заготовил объяснения на этот счёт. Ждите III главу.
maut: maut пишет: "на портрете есть дата - 1642 год" 1647 Путаю всех и вся.
Денис: maut пишет: Путаю всех и вся. Ну.... А я ужо написал, что Хью завёл Босю в 1642-ом..... Такая красивая была версия....
maut: Денис пишет: А я ужо написал, что Хью завёл Босю в 1642-ом..... Так и пущай. На портрете-то кошка, а не Бося.
Денис: maut пишет: Так и пущай. На портрете-то кошка, а не Бося. А если допустить, что есть ЕЩЁ ОДИН портрет? 42-го года?
Денис: III. Доказательство − Да, было около полуночи, досточтимый доктор Мортимер, − сказал магистр. Антрополог провел рукою по лицу, как человек только что очнувшийся, и увидел, что на Гримпенской Луже вечер. Небо над Девонширом как бы выцвело, и совершенно отчетливо была видна в высоте полная луна, но еще не золотая, а белая. Дышать стало гораздо легче, и голоса под тисами звучали мягче, по-вечернему. "Как же это я не заметил, что он успел сплести целый рассказ?.. − подумал Мортимер в изумлении, − ведь вот уже и вечер! А может, это и не он рассказывал, а просто я заснул и все это мне приснилось?» Но надо полагать, что все-таки рассказывал магистр, иначе придется допустить, что то же самое приснилось и Баскервилю, потому что тот сказал, внимательно всматриваясь в лицо иностранца: − Ваш рассказ чрезвычайно интересен, магистр, хотя он и совершенно не совпадает с легендой. − Помилуйте, − снисходительно усмехнувшись, отозвался таинственный энтомолог, − уж кто-кто, а вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано в легенде, не происходило на самом деле никогда, и если мы начнем ссылаться на эту вашу легенду как на исторический источник… − он еще раз усмехнулся, и Баскервиль осекся, потому что буквально то же самое он говорил Мортимеру, идя с тем по тисовой аллее к Гримпенской Луже. − Это так, − заметил сэр Чарльз, − но вот только позвольте разъяснить одну деталь. Вот этот ваш Хьюго напился токайского, поскакал спьяну черт его знает куда, девицу зачем-то в дом притащил.… А для чего, спрашивается? Какая мотивация? – Ну, что вы! – насмешливо ответил иностранец. – Тут картина фосфором! Вы ведь в курсе, что этот Хьюго был человек беспутный. Но у меня есть сведения, что он был к тому же чернокнижником, занимался колдовством, и даже проводил опыты по обращению зверей в людей и наоборот. И мастифка Боська – его детище. А скакал он за новым биоматериалом. Сэр Чарльз несколько опешил. – Боюсь, что никто не может подтвердить, что и то, что вы нам рассказывали, происходило на самом деле. − О нет! Это может кто подтвердить! − начиная говорить ломаным языком, чрезвычайно уверенно ответил магистр и неожиданно таинственно поманил обоих приятелей к себе поближе. Те наклонились к нему с обеих сторон, и он сказал, но уже без всякого акцента, который у него, черт знает почему, то пропадал, то появлялся: − Дело в том… − тут магистр пугливо оглянулся и заговорил шепотом, − что я теперь являюсь владельцем пресловутой собаки. И она мне всё и рассказала, и как Хьюго опыты проводил, и как он с дворецким разговаривал, и как она его загрызла, но только тайно рассказала, на ушко, так сказать, так что прошу вас − никому ни слова и полный секрет!.. Тсс! Наступило молчание, и Баскервиль побледнел. − Вы… вы сколько времени в Гримпене? − дрогнувшим голосом спросил он. − А я только что сию минуту приехал в Гримпен, − растерянно ответил странный магистр, и тут только приятели догадались заглянуть ему как следует в глаза и убедились в том, что в них блестят искорки сумасшедшего веселья. "Вот тебе все и объяснилось! − подумал сэр Чарльз в смятении, − приехал сумасшедший немец или только что спятил на Гримпенской Луже. Вот так история!» Да, действительно, объяснилось все: и страннейшие речи о собаке и Хьюго, и дурацкие замечания про фрыштыки и фосфор, и предсказания о том, что голова будет откушена, и все прочее − магистр был сумасшедший. Баскервиль тотчас сообразил, что следует делать. Откинувшись на спинку скамьи, он за спиною профессора замигал Мортимеру, − не противоречь, мол, ему, − но растерявшийся доктор этих сигналов не понял. − Да, да, да, − возбужденно говорил сэр Чарльз, − впрочем, все это возможно! Даже очень возможно, и Хьюго Баскервиль, и собака, и опыты, и тому подобное.… А вы одни приехали или с супругой? − Моя жена прибудет несколько позже, − разухабисто ответил энтомолог. − А где же ваши вещи, магистр? − вкрадчиво спрашивал Баскервиль, − в Меррипите*? Вы где остановились? − Я? Нигде, − ответил полоумный немец, тоскливо и дико блуждая глазами по Гримпенской Луже. − Как? А… где же вы будете жить? − В вашей квартире, − вдруг развязно ответил иностранец и подмигнул. − Я… я очень рад, − забормотал Баскервиль, − но, право, у меня вам будет не очень удобно… У меня овсянка на завтрак… А в Меррипит-хаусе чудесные комнаты, все приезжие его снимают… − Ну что, Боськи нет? − вдруг весело осведомился больной у доктора Мортимера. − Да… − Не противоречь! − одними губами шепнул Баскервиль, обрушиваясь за спину магистра и гримасничая. − Нету никакой Боськи! − растерявшись от всей этой муры, вскричал доктор Мортимер не то, что нужно, − вот наказание! Перестаньте вы психовать. Тут безумный расхохотался так, что в камышах у Гримпенской Лужи бухнула выпь. − Ну, уж это положительно интересно, − трясясь от хохота, проговорил энтомолог, − что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет! − он перестал хохотать внезапно и, что вполне понятно при душевной болезни, после хохота впал в другую крайность − раздражился и крикнул сурово: − Так, стало быть, так-таки и нету? − Успокойтесь, успокойтесь, успокойтесь, магистр, − бормотал Баскервиль, опасаясь волновать больного, − вы посидите минуточку здесь с Мортимером, а я только сбегаю на угол, на почту, а потом мы вас проводим, куда вы хотите. Ведь вы не знаете окрестностей… План Баскервиля следует признать правильным: нужно было добежать до почтового отделения и сообщить в находящийся там полицейский участок о том, что вот, мол, приезжий из-за границы энтомолог сидит на Гримпенской Луже в состоянии явно ненормальном. Так вот, необходимо принять меры, а то получается какая-то неприятная чепуха. − На почту? Ну что же, идите, − печально согласился больной и вдруг страстно попросил: − Но умоляю вас на прощанье, поверьте хоть в то, что Боська существует! О большем я уж вас и не прошу. Имейте в виду, что на это существует доказательство, и уж самое надежное! И вам оно сейчас будет предъявлено. − Хорошо, хорошо, − фальшиво-ласково говорил Баскервиль и, подмигнув расстроенному доктору, которому вовсе не улыбалась мысль караулить сумасшедшего немца, устремился к выходу с тисовой аллеи. А профессор тотчас же как будто выздоровел и посветлел. − Многоуважаемый сэр Чарльз! − крикнул он вдогонку Баскервилю. Тот вздрогнул, обернулся, а магистр прокричал, сложив руки рупором: − Не прикажете ли, я велю сейчас дать телеграмму вашему племяннику в Вакувер? И тут передернуло Баскервиля. Откуда же сумасшедший знает о существовании племянника? Ведь об этом ни в каких газетах, уж наверно, ничего не сказано. Ах, до чего странный субъект. На почту! Сейчас же на почту! Его быстро разъяснят! И, ничего не слушая более, Баскервиль побежал дальше. Тут у самого выхода на Бронную со скамейки навстречу редактору поднялась знойная дамочка латиноамериканской наружности в прогулочном платье и широкополой шляпке. − На почту направляетесь, сэр? – звучным сопрано осведомилась дамочка, − сюда проходите! Прямо, и выйдете куда надо… Баскервиль несколько подивился, и продолжил путь. Вот тут-то и начались прискорбные события. Вновь послышалось какое-то цоканье, и из холодного вечернего сумрака выступила белая фосфорическая маска, в точности та самая, что тогда при свете солнца вылепилась из жирного зноя. Только сейчас она был уже не воздушная, а обыкновенная, материальная. Сэр Чарльз так и попятился, но утешил себя тем соображением, что это глупое совпадение и что вообще сейчас об этом некогда размышлять. Глупое совпадение же зарычало, секунду подумало и бросилось к помещику. У того нехорошо засосало под ложечкой. И тут как будто ударило в голову. Незнакомец.… Перед глазами Баскервиля пронеслись фамильные портреты.… Вот Хьюго Баскервиль… Хьюго… Магистр…. Фосфорическое существо неуклонно приближалось…. Тут в мозгу помещика кто-то отчаянно крикнул − "Неужели?.." Еще раз, и в последний раз, мелькнула фосфорическая маска, но уже разваливаясь на куски, и затем стало темно. Псина накрыла сэра Чарльза, и под решетку тисовой аллеи выбросило на булыжный откос круглый темный предмет. Скатившись с этого откоса, он запрыгал по вересковым пустошам. Это была откушенная голова Баскервиля. *...в Меррипите.... - В Меррипит-хаусе, куда АКД поселил Стэплтона.
Денис: Так а чего, никому не понравилось?
maut: Наоборот, все в восхищении. /Немом
Денис: maut пишет: Наоборот, все в восхищении. /Немом Мерси, maut
полная версия страницы